Мемуары художника-педагога Михаила Усанова

Клубом покровских гениев и редакцией еженедельника «Новая газета» (город Энгельс) выпущен 19-й номер литературно-художественного альманаха «Другой берег». Тираж большеформатного иллюстрированного издания — 250 экземпляров. Распространение по подписке в редакции у Александра Бурмистрова.

В этом номере даны мемуары видного саратовского (и покровского) художника Михаила Усанова «Мы дети твои» и «С думой об отце». Изначально тексты Усанова публиковались под теми же названиями в 1997 году в еженедельнике «Новая газета». Затем они были автором дополнены и корректированы.

Обращают на себя внимание подстрочные сноски, отсылающие к современности. Так, именно из них мне стало известно, что Почётный гражданин Энгельса, скульптор Клара Матвеева жива! Живёт она в Нью-Йорке, а вот вызывавшая её туда ,дочь скончалась... Также дана ремарка, что, оказывается, филиал радищевского музея - энгельсская картинная галерея - после длительной реконструкции лишилась имени Мыльникова.

Теперь о самих мемуарах. Они высказаны искренним русским языком, что само по себе приятно:

«На берегу было несколько рыбных базаров. Один из них находился в начале рабочей улицы. Рыбу продавали и с лодок. Наш район был самый рыбацкий. Здесь жили целые династии рыбаков. Редченко, Крицкие, Рыбак и другие. Работая в рыбколхозе, они практически были самостоятельными старателями. Это были профессионалы своего дела. Секретами лова и и обработки рыбы делились только с близкими. Как они в жару, не имея холодильников, солили, вялили и коптили рыбу — осталось загадкой.

Рыба была доступна, стоила она много ниже мяса. А уж какая это была рыба! Осетры, севрюга, белуга, стерлядь украшали деревянные прилавки базара. Любил разглядыать осетров:уж очень чешуя у них похожа на броню воинов. Сазан, судак, лещ — это была рыба второго сорта. Ну, а вся остальная была несортовой и продавалась кучами. Многие брали её на корм скоту и птице.

Помню, однажды стояла телега, гружённая сомами — как брёвнами. Чёрные хвосты свисали с телеги на землю. Размеры рыбы просто ошеломляли, но никто даже не приценивался: такая рыба была не в ходу. Интересно, куда её потом девали?»

Про отца мемуары очень интересны. Их хорошо бы прочитать нынешним учащимся того же художественного училища (где много лет трудится Усанов). Они назидательны. Помнится, мой друг детства — профессор истории Антон Посадский, исследовал тему антоновщины. Касался её и редактор журнала «Волга» Алексей Голицын.

«Многочисленные отряды бандитов-повстанцев против советской власти, руководимые Антоновым, совершали погромные рейды по всему Поволжью вплоть до Урала. Об этих зверствах тоже очень много написано, и не только в книгах. На картине Якова Вебера «Под лёд» изображена очень реальная сцена казни, в которой участвовали «антоновцы». В Саратове создавались отряды по отражению и уничтожению бандитов. В одном из таких отрядов был и мой отец.

В нескольких десятков километрах от Саратова на заснеженном поле встретились две силы. Бандиты, почти все состоявшие из казаков, были на лошадях. Красноармейцы-чекисты были пешими. В народе говорили, что казак на лошади стоил трёх, а то и более пеших солдат. Начался бой, по сути похожий на истребление пеших. В ближнем бою винтовка была малоэффективным средством против казацкой шашки. Один из казаков, остановившись против отца, замахнулся на него шашкой. В такой ситуации сложно принимать разумные решения. Однако интуиция и чувство самосохранения подсказали единственно верный выход. Выставив винтовку на вытянутых руках перед собой в самый последний момент, он спас себе жизнь. Шашка уже заканчивала разящую траекторию, когда на её пути возникло препятствие. От удара о ствол винтовки от шашки отломился острый конец не менее ладони в длину. Этим осколком отцу раздробило череп. Обливаясь кровью, он рухнул в снег. «Готов», - подумал казак и оставил его. Очнулся отец в больнице, куда его привезли с другими ранеными после боя. Много чекистов порубали казаки в той встрече.

Получив контузию в том бою и восстановившись после лечения, отец по состоянию здоровья был списан из рядов действующей армии, куда входили подразделения чекистов. Раздробленный череп затянулся, но кости в этом месте уже не было. Место ранения до конца дней пульсировало, как темя у младенцев».

«Далее он был избран депутатом горсовета. Его сестра Мария тоже была избрана кандидатом в члены горсовета в 1927 году. В середине 1930-х (1936-37 гг.) начались массовые репрессии. В это непростое время по ложному доносу многие светлые личности были превращены в лагерную пыль. По одному из таких наветов пострадал и мой отец. Учитывая его заслуги перед Родиной и полученное увечье, он пострадал лишь частично. Он был лишён работы, исключён из партии и из состава депутатов горсовета. Ещё подожгли его дом (…). Как рассказывали соседи, которые пытались потушить пожар вёдрами с водой, им не давали приближаться к пожарищу люди с мрачной наружностью».

Потом отец Усанова пошёл добровольцем на финскую войну. А вот ещё интересное место воспоминаний: «Однажды пришли работники из партийного аппарата с уговорами не держать обиды за деяния в его адрес. Обещали хорошую должность, восстановление в рядах партии, если он напишет заявление. Отец указал на дверь... Узнаю характер...».

Кроме этих мемуаров, в альманахе опубликованы рассказы Ивана Корнилова, Алексея Васильева, стихи Анатолия Генералова. Очень интересны также мемуары Льва Коваленко «Жизнь моя, иль ты приснилась мне...».

Акцентирую: стоит иметь этот номер в библиотеке Саратовского художественного училища: тут ведь преподаёт Усанов. Естественно, всё надо читать (хотя, не всё мне нравится). Предлагаю самим ознакомиться.

Борис Глубоков

фотографии из журнала