Американская история в Макате

АН-2
АН-2

Рассказ из новой книги Георгия Чако "Хроники одного газопровода" (Саратов, 2018). Купить книгу можно, обратившись в редакцию.

АМЕРИКАНСКАЯ ИСТОРИЯ В МАКАТЕ

Степан Горгула, дослужившись до старшего инженера по ремонту компрессорных цехов №3 и 4, а в просторечии КЦ 3.4., полюбил газопровод всей душою. Хорошая зарплата, благоустроенная квартира,

работа инженера-химика в лаборатории КС для жены Галинки, молодой коллектив. Но больше всего Горгула ценил то, что всегда можно отлучиться из дома под любым производственным предлогом.

В Макате расстояния небольшие, от посёлка газовиков, где жила семья Горгулы, до КС, до железнодорожной станции и до аэропорта, где базировался небольшой авиаотряд, обслуживающий в основном газопровод, было не больше полутора километров. Степан не любил торчать дома, хотя свою Галинку и их трёхгодовалого сына искренне любил. А когда ты в субботний или воскресный день находишься на КС, руководству это нравится – человек «горит на работе». Поэтому Степан среди молодых специалистов первым получал палас из ОРСа, первым расширил жилплощадь, первый из молодых специалистов появился на доске почёта. Когда начальник КЦ-3.4. уходил в отпуск, руководить цехами руководство назначало Горгулу, и никто не сомневался, что Степан вскоре пойдёт на повышение по службе.

Казахстанская пастораль на фоне компрессорных цехов
Казахстанская пастораль на фоне компрессорных цехов

А если его не было на КС, то Горгулу можно найти в аэропорту, играющим в карты с пилотами и авиационными механиками, но не отходящим далеко от телефона, а вдруг что-нибудь случится в цехах или он может потребоваться начальству. Ну, а если и не на КС и не в аэропорту, то его точно можно было застать в буфете вокзала с каким-нибудь приятелем или командировочным, где буфетчица Бахыт всегда имела вино и жареную в кляре рыбу.

Среди мужской половины газовиков Степан был популярен. А среди женской половины он не пользовался особой любовью, несмотря на высокий рост и весёлый нрав, и причина одна – Горгула любил выпить и выпивать он любил не один. Выпивал он не так, как выпивают на Руси, когда люди в застолье на праздники, или в гаражах нагрузятся водкой, орут песни, за столом перебивают друг друга, и в конце пьянки нередко случается или драка, или падение самого пьяного на стол, а порою и под стол. Это как получится.

Горгула был молдаванином и выпивал так, как это делают южные и средиземноморские народы, знакомые с Бахусом с отрочества. Он никогда не напивался, но всегда во второй половине дня был, что называется «навеселе». Выпивал он в основном сухое вино «Каберне», которое мужчины в Макате в те времена считали кислятиной, и выпивал не сразу всё то, что было, а понемногу, так что бутылки вина ему хватало до конца дня. Но бывало и так, что встречая и провожая специалистов, какую-нибудь комиссию или отмечая итоги недели после планерки в пятницу, он мог выпить с товарищами и выпить крепко. Индикатором дозы выпивки у него была большая залысина на лбу, которая чем больше он выпивал, тем больше краснела.

Степан любил угощать и угощаться. Эта любовь заносила его даже в старый Макат, где жили машинисты-казахи из его цеха, искренне любившие Горгулу. А почему бы и не любить? На работе Горгула не придирался к мелким упущениям, учил подчинённый персонал работе с оборудованием, всегда давал отгулы, когда у человека был семейный праздник или жулаяк. И, кроме того, за дастарханом Степан, как принято у казахов, сидел на ковре скрестив ноги, брал бишбармак рукой, а не ложкой, как многие приезжие русские, и мог разделать голову барана не хуже любого казаха.

Женщины же Степана недолюбливали, считая, что это он главный спаиватель их мужей и большой ловкач, крутящийся возле начальства. Они искренне сочувствовали Галинке, которую любили за хороший характер и готовность помочь, и которой, по их мнению, трудно жилось с выпивающим мужем. Но это мнение было как-то раз подвергнуто большому сомнению.

Компрессорный цех магистрального газопровода
Компрессорный цех магистрального газопровода

Однажды, после проводов в аэропорту какой-то комиссии из Саратова, когда Степан вместе со всем руководством ЛПУ и другими провожающими вылез из УАЗика и пошёл в свой подъезд, сидящие на лавочках у подъезда женщины отметили, что у Степана на залысине не просто красный цвет, а ярко-багровый. Кроме того, он очень шумно сопел и на приветствие женщин смог только выдавить: "З-д-р-сте".

Женский коллектив тут же открыл далеко не первую дискуссию о вреде пьянства, о своих мужчинах, как они считали, сильно злоупотребляющих алкоголем, о Степане, подающем дурной пример их мужьям, о том, что ОРС из центральных складов в Саратове шлёт вагонами в Макат вино «Агдам». А в Макате даже летом и осенью нет ни зелени, ни овощей, ни фруктов. И всё это приходится втридорога покупать у проводников туркменского и узбекского поездов.

Дискуссия прервалась, когда к подъезду подошла Галинка Горгула с сынишкой, она забрала сына из детского сада после работы и шла домой.

- Здравствуй, Галочка! – поздоровалась первая женщина.

- Здравствуйте!

- Галя, твой муж уже дома, - сказала вторая женщина.

- Хорошо.

- Галя, только что мимо нас прошёл Степан, так он еле на ногах держится! – ядовито-сочувственно пророкотала третья, самая старшая женщина. – Как тебе тяжело с ним!

Галинка вначале будто окаменела и, неглядя на женщин, чётко, как со сцены произнесла: - Мой Степа не пьёт!

И, взяв за руку сына, пошла к дверям подъезда.

- Как не пьёт, мы сами своими глазами видели, как он пьяный на автопилоте прошёл в подъезд! - настаивала первая женщина и в ее голосе появилась обида за галинкино неверие. – Еле выговорил «здрасте»!

Галинка открыла дверь подъезда, пропустила вперёд сынишку, обернулась, и, перед тем как закрыть дверь, сказала, как отрезала:

- Мой Степа не пьёт!!!

Если бы приехала автолавка ОРСа и выбросила покупательницам целый кузов продовольственного и мануфактурного дефицита, то это поразило бы женщин, сидящих у подъезда меньше, чем поведение и слова Галинки.

Но, напрасно они удивлялись, возмущались и спорили. Они не знали хорошо Галинку, вернее, не знали её маму, которая за всю свою жизнь ни разу не сказала на людях плохого слова о своём муже. А как Галинка разговаривала с мужем один на один, никто никогда не слышал.

У Горгулы был закадычный дружок - Николай Попов, больше известный на КС как Колян-токарь. Колян, мужичек за 50 лет, был небольшого росточка, худой и энергичный, на лице его всегда была лукавая улыбка, и он немного картавил.

Колян действительно был токарь 6-го разряда в ремонтно-механической мастерской производственно-технического предприятия «Саратовгазэнергоремонт», находившейся на территории КС Макат, и для краткости именуемой РММ. В РММ ремонтировали газоперекачивающее оборудование, доставляемое с компрессорных станций от Индера до Бейнеу. Но сказать, что Колян-токарь был просто токарем 6-го разряда, значило не сказать ничего. Колян ещё был прекрасным фрезеровщиком, слесарем «золотые руки», формовщиком, лудильщиком и прочая и прочая, одним словом, был мастером на все руки. У него была своя производственная этика, которая снискала ему некоторую славу. Если инженер и даже начальник цеха или службы просил его обработать какой-нибудь узел или выточить изделие, он спрашивал:

- Это для г´аботы или для дома?

Если узнавал, что для работы, то Колян посылал человека к мастеру оформить официально заказ. Но если заказ был нужен человеку для домашнего хозяйства, для машины или мотоцикла, то Колян заказ брал сразу, писал на бумажке, что нужно сделать, и клал бумагу и заготовку в свой верстак. А человеку говорил дату, когда тому прийти за заказом. Конечно, заказы он брал не у всех, а только у людей на солидной должности или у тех, кому он симпатизировал.

А вот симпатизировавших ему было мало. Большинство и на КС, и в РММ подсмеивались над ним за махонький рост, картавость, за то, что при хорошей зарплате одевался неказисто, зимой ходил в войлочных старомодных ботинках и промасленной фуфайке, а летом в домашних тапочках со стоптанными задниками.

Колян никогда не брал у людей деньги. Как было принято в те времена, с ним расплачивались вином или водкой. На алкоголь он особо не налегал, хотя и равнодушным к зелью его назвать было нельзя. Его жена, молчаливая, всегда хмурая женщина, работавшая уборщицей в РММ, наверное, предпочла, что бы Колян за частные заказы брал деньги. Она каждый месяц после получки весь заработок Коляна посылала в Саратов их двум замужним дочерям на будущие кооперативные квартиры, на нужды внуков и на другие нужды, которые у их потомков никак не иссякали.

Но Колян понимал ситуацию, знал меру, и поэтому был на хорошем счету у руководства, и вписался в пестрый коллектива КС и РММ.

Как ни странно, с Горгулой они сдружились чуть ли не с того момента, когда Горгула приехал в Макат.

Однажды к концу рабочего дня к Коляну в мастерской подошёл высокий чернобровый с большой залысиной парень с добродушной улыбкой на лице и вежливым культурным языком попросил сделать изделие из десятилитрового газового баллона. То ли доброжелательная улыбка Степана, то ли его необычные, несаратовские манеры и говор, расположили Коляна к этому незнакомому ему парню. Колян, уразумев сущность работы, заказ принял. Когда Горгула получил выполненную Коляном установку по консервированию тушёнки в домашних условиях, то он не стал совать ему бутылку алкоголя, а пригласил Коляна к себе домой поужинать.

На ужин Галинка приготовила борщ с мясом и шкварками, в котором ложка стояла вертикально от плотной концентрации овощей с капустой и вареники с картошкой и луком. Колян никогда не ел такого борща, а вареники видел впервые в жизни и был впечатлён. Ещё Коляна удивило то, что Галинка не только не хмурится, как его жена, когда Степан поставил на стол бутылку вина, но и сама села за стол и выпила с ними один стаканчик. И Колян от такого харча и уважения к нему проникся глубоким чувством симпатии к Степану. А когда Горгула рассказал ему технологию приготовления домашней тушёнки и заявил, что Колян может брать этот аппарат себе, когда сам захочет делать тушёнку, тогда Колян растрогался совсем. В этот момент для Коляна не было человека в мире лучше, чем Степан Горгула.

Так завязалось их, не сказать что дружба, а приятельство, потому что оба были в разных уровнях вечной незримой человеческой иерархии, каждый знал своё место и свой вес в данном конкретном человеческом обществе.

Горгула проработал сменным инженером, а это первая ступень ИТР в карьере на КС, недолго. Техникум механизации сельского хозяйства, который он закончил до поступления в институт, производственная практика на заводе сельхозмашин позволили ему сразу выделиться, и занять должность старшего инженера по ремонту КЦ 3.4. У него появился собственная каптёрка, где лежала документация, ценные запчасти и небольшой письменный стол, в запирающемся ящике которого всегда была бутылка вина.

Перед окончанием рабочего дня, когда слесари по ремонту умывались и переодевались, Горгула звонил в РММ и звал Коляна-токаря, и они вдвоем выпивали, часто из наградной бутылки, принесённой Коляном, беседовали на производственные и бытовые темы. Степан живо интересовался всеми делами РММ и от Коляна знал, откуда пришли роторы турбин на ремонт, сколько насосов отремонтировано и направлено на другие КС, причину браковки лопаток осевого компрессора, почему начальник РММ ходит мрачный после селекторного совещания и другие сведения общего и производственного порядка. Другими словами, Горгула знал производственную жизнь и людские взаимоотношения в РММ не хуже, а порою лучше их начальника. Степану нравилось быть в курсе всех событий, да и знание обстановки были полезны ему по работе.

И вот однажды где-то там, в Саратове, в кабинетах руководства родилось решение построить на КС Макат собственную кислородную станцию. Возить кислородные баллоны из Гурьева было долго, хлопотно и требовало по тогдашним правилам иметь обученного специалиста и специально оборудованные автомобили на каждой КС. Кроме того, анализ показал, что больше половины кислорода всего «Саратовтрансгаза» потребляло РММ в Макате.

Руководство Макатского ЛПУ МГ рекомендовало в начальники кислородной станции Степана Алфеевича Горгулу, и того без всяких проволочек утвердили в этой должности. Теперь у него была зарплата как у начальника КЦ-3.4., а статус выше, так как кислородная станция, так же как и РММ, подчинялась ремонтному предприятию «Саратовгазэнергоремонт» в Саратове, хотя реально всем хозяйством в Макате доверено было управлять начальнику Макатского ЛПУ.

Новую должность Горгулы отмечал почти весь инженерно-технический состав в столовой КС. Степан, ему известными способами и с разрешения начальника ЛПУ, уговорил повариху и её помощницу задержаться после работы и наготовить блюд на кухне из привезённых Степаном продуктов.

Была поздняя осень, все уже ходили в головных уборах, поэтому в этот день женщины у подъезда не сидели на лавочках, а прогуливались возле дома. Видеть залысину Степана они не могли, но характерное сопение слышали, когда Горгула шёл к подъезду и произносил своё: "З-д-р-сте!". И опять они стали судачить об эпидемии пьянства в Макате и опять жалели Галинку, себя и весь женский род.

Горгула энергично взялся за строительство кислородной станции и монтаж оборудования. К лету здание кислородной станции было построено, оборудование смонтировано и налажено, часть персонала станции была обучена и прошла практику на такой же кислородной станции в Саратове. К майским праздникам, как было принято в советские времена, кислородную станцию торжественно ввели в эксплуатацию. На пуск приехало даже руководство «Саратовгазэнергоремонт» и начальник производственного отдела компрессорных станций «Саратовтрансгаз» Никонов.

Но реально кислород стали разливать в баллоны только через месяц, когда устранили все недоделки, Колян-токарь переделал и выточил новые детали вместо бракованных или поломанных при монтаже, переналадили некоторые узлы и агрегаты.

Горгула испытывал большой душевный подъём от того, что стал самостоятельным, практически независимым начальникам. Он оборудовал свой маленький, уже отдельный от рабочих кабинет. В кабинете появился стол, три кресла, шкаф с документацией, небольшой холодильник «Саратов», сейф для дефицитных запчастей, портрет Брежнева и большая карта Средней Азии и Казахстана с проложенной на ней схемой газопровода «Средняя Азия-Центр».

Он сокрушался, что нет возможности поставить в кабинет поношенный диван, который ему отдал начальник ЛПУ из своего кабинета. Поэтому диван поставили в машинном зале рядом с дверью кабинета начальника кислородной станции и приставили к дивану стол, на котором лежал журнал записей режима, журнал учёта баллонов, инструкции по охране труда и другая документация. Ещё Степану не нравилось окно в его кабинете, сделанное из стеклопакетов, через которое ничего не видно, но тут ничего не поделаешь, это было проектное решение. В остальном Степан обустроил всё как хотел, включая порядки на кислородной станции.

Персонал он набрал частично из тех, кто работал в ЛПУ, и кого разрешило забрать руководство. Остальные были набраны из жителей Маката, и этот персонал был некачественный и недисциплинированный. Горгула приучал их к дисциплине штрафами – за опоздание на работу нарушитель производственной дисциплины обязан был принести бутылку «Каберне». За прогул полагалось выставить бутылку коньяка, Степан водку не любил. А все эти замечания, выговоры, строгие выговоры Степан игнорировал, полагая, что у него и в отделе кадров и так есть чем заняться.

По вечерам после работы, если кислородная станция не работала, к Горгуле наведывались некоторые специалисты КС и в застольной беседе расслаблялись и обменивались новостями и мнениями. Кислородная станция, к крайнему раздражению газопроводских дам, стала превращаться в базу своеобразного мужского клуба.

Колян-токарь был единственный из рабочих, кто допускался в этот неформальный клуб, и очень гордился этим. И неважно, что Горгула порою командовал им, то посылая в Макат за недостающей выпивкой, то обращаясь с просьбой убрать со стола после очередного «заседания» клуба. Колян был город за товарища, ставшего солидным начальником и, как и прежде, дарившему ему свою дружбу.

В июне в Макат прилетел новый экипаж самолёта АН-2, а старый экипаж улетел в Балаково, где базировался авиаотряд.

Горгула, любивший заглядывать в Макатский аэропорт, познакомился с новыми пилотами и механиком.

Первый пилот, Сергей Шамин, по-борцовски плотный и красивый парень лет 30-ти, сразу проникся симпатией к Горгуле. Впрочем, взаимно. После полётов он тоже любил выпить вина, и не любил водку. Так же как и Степана его тянуло после нескольких стаканчиков вина попеть песни, был без ума от Софии Ротару и они с Горгулой дуэтом исполняли песни певицы. По вечерам из кабинета Горгулы до самой проходной слышалась задушевная мелодия:

Меланколие - дулче мелодие,
Меланколие - мистериос амор.
Меланколие, меланколие,
Дин армония инимий ку дор.

Второй пилот, Виталик, был моложе Шамина, худой, высокий и немного меланхоличный. Кислородную станцию по вечерам вместе с Сергеем Шаминым посещал нечасто, а в свободное время любил почитать. Он привёз с собой небольшую библиотеку книг по научной фантастике и литературу по космонавтике. В душе Виталик мечтал стать космонавтом, хотя понимал, что ему это вряд ли удастся.

А вот третий член экипажа, механик, Андрей Матвеевич, или, как его уважительно звали, Матвеич, Горгулу сразу не полюбил. Причина была скорей всего в том, что от Горгулы в момент знакомства слегка пахло вином, а алкоголя Матвеич, по всему было видно, не любил.

- Что это твой механик на меня мрачно смотрит? - спросил однажды Степан Шамина после первых дней знакомства, когда они с Сергеем вечером выпивали в кабинете Горгулы на кислородной станции.

- Ты имеешь ввиду Матвеича?

- Ну да. Вечно рожу строит или уходит, когда я прихожу к вам в аэропорт.

- Понимаешь, он не любит, когда выпивают, особенно на работе. А мы, как только вылетаем из Балаково, обязаны быть готовыми лететь по заданию «Саратовтрансгаза» в любое время, кроме тёмного времени суток.

- Ну, так мы же выпиваем после работы!

- А если завтра я буду с глухого похмелья, трудно будет пилотировать самолёт.

- А ты много не выпивай. Выпил, закусил, спел песню, покурил и опять выпил стаканчик.

- Так-то оно так, да у Матвеича ещё в голове синдром Миялов.

- А что это такое, болезнь какая-то, что ли? - заинтересовался Горгула.

- А ты что не слышал эту историю, она случилась рядом с вами в Индере? - Серега Шамин улыбнулся и стал рассказывать.

«Такой же, как наш, АН-2 Гурьевского авиаотряда выполнял рейс Гурьев-Индер-Миялы. Первый пилот накануне перед рейсом крепко выпил и, сев за штурвал, понял, что лучше пусть ведёт самолёт второй пилот, молодой парень, как мой Виталик. При посадке в Индере первому пилоту не понравилось, как посадил машину второй пилот, хотя там ничего страшного не было, просто дул наискосок боковой ветер и самолёт слегка покачивало. В Индере все пассажиры вышли и самолёт опустел, но до Миялов всё равно лететь нужно, там ждут пассажиры, чтобы лететь на Гурьев. Но увидев, что пассажиров до Миялов нет и перегар никто не унюхает, первый пилот, пока самолёт дозаправляли топливом, послал механика в Индер за пивом, там всего-то с километр от посёлка.

Ещё на земле первый пилот выпил бутылку пива и произвёл образцовый взлёт самолёта, и они полетели. Ты сам знаешь, если с глубокого похмелья немного выпьешь, то похмельный синдром на время проходит, появляется прилив сил и улучшается настроение.

И вот тут они увидели за бортом внизу стадо сайгаков. И что ты думаешь? Первый пилот решил устроить на сайгаков охоту. «Ты сайгачатину любишь?» - спросил он второго пилота. «А что?» - ответил тот. «Сейчас я покажу тебе охоту на сайгаков. Снизимся и ударим колесом в стадо. Гарантирую тебе двух-трех сайгаков с проломленными спинными хребтами, - разъяснил способ охоты первый пилот. - А потом сядем рядом, видишь, степь плоская как стол, отрубим сайгакам головы, сольём кровь и запихаем сайгаков в мешки, вон они в хвосте самолёта. Завтра жена сделает тебе сайгачье жаркое». И что ты думаешь, Степан, они так и сделали, видно, первый пилот не раз так охотился.

Но им не повезло, они атаковали стадо, как и задумывали, но попали колесом не в сайгаков а в бугорок в степи. Степь хоть и похожа на стол, а бугорки бывают. К тому же был сильный ветер, и его порыв мог сбить самолёт с курса. От удара правое колесо отвалилось вместе со стойкой. Механик, которого хоть и предупредили об охоте, но оказался неготов к сильному удару. От удара его отбросило к противоположному борту, он разбил себе лицо и сильно ушиб ногу.

Матвеич эту историю знает, поэтому выпивку не полюбил ещё больше, а при полётах не любит категорически».

- А чем кончилась та история? - заинтересовался Горгула, после того как вдоволь посмеялся.

- Самолёт они посадили, хотя сильно повредили правое крыло. Они пытались «лапшу на уши» повесить руководству, мол, забарахлил двигатель и самолёт пошёл на снижение, а у самой земли двигатель вдруг заработал, но они всё равно ударились о бугор, – ответил немного помрачневший Шамин. – Первого пилота уволили, а второго отстранили от полётов, теперь он работает как механик.

- Соизмеряй силы и выпивку, - наставительно сделал вывод Горгула. – Ну, давай ещё по стаканчику.

В середине июля Галинка взяла отпуск и уехала с сынишкой в Черновцы. По окончании своего отпуска она планировала оставить сына в Черновцах, а в середине августа отпуск брал Степан и в сентябре приехал бы из отпуска с сыном. В Черновцах мальчик в доме деда наедался овощами и фруктами, особенно виноградом, который очень любил. И самое главное, их сын не подвергался воздействию изнуряющей жары, которая в это время года в Макате доходила днём до 40 градусов и выше, а ночью ненамного меньше.

Что только не делали родители в Макате, жившие в пятиэтажках, – заворачивали детей в мокрую простынь, лили на пол воду, включали вентиляторы. Окна и балконную дверь открывать было нельзя - налетали комары. Поэтому жёны брали в июле и в августе отпуск и увозили детей из этого температурного кошмара. Лишь через несколько лет после указанных здесь событий, по указанию нового министра газовой промышленности Сабита Атаевича Оруджева, Мингазпром стал закупать для работников, работающих в жарком климате, бытовые кондиционеры, вначале в Японии, а затем у отечественного Бакинского завода бытовых кондиционеров.

Как-то в субботу в начале августа в КЦ 3.4. производился пуск одной из турбин после капитального ремонта. Как положено, на пуске был начальник цеха, старшие инженеры по ремонту и по эксплуатации, начальник ремонтного участка, специалист КИПиА. К обеду турбина была пущена и газоперекачивающий агрегат загружен в трассу. Замеры параметров мощности турбины показали, что ремонт прошёл с удовлетворительным качеством. Формуляр турбины и другую документацию решили оформлять в понедельник.

Как положено, начальник ремонтного участка предложил это дело отметить тут же, в его кабинете в РММ. Но как только Горгула предложил перенести мероприятие на кислородную станцию, все с энтузиазмом приняли его предложение. В кислородной станции было прохладно, потому что испарявшийся кислород даже в небольшом количестве заметно охлаждал помещение станции. И на фоне 40 градусов на улице в кислородной станции был просто рай.

Сказано – сделано. Начальник ремонтного участка завернул в сумку приготовленную заранее закуску и выпивку, и вся компания двинулась на кислородную станцию. Перед этим, Степан позвонил соседу Коляна-токаря, у которого был телефон, и попросил пригласить к телефону приятеля. Коляну он велел взять в магазине «Каберне», плавленых сырков и хлеба, а затем принести это в кислородную станцию. Потом позвонил в аэропорт и, узнав, что полётных заданий на сегодня нет, пригласил поучаствовать в мероприятии обоих пилотов – Серегу Шамина и Виталика.

Кислородная станция в выходные не работала, в ней царила полная тишина. Компания в кабинете Горгулы не уместилась, накрыли стол прямо в цехе, оперативную документацию Степан унёс в свой кабинет.

Инструктаж по безопасности, который провёл Горгула перед компанией, был очень краток: "Курить только на улице! Меньше хлопот будет от взрыва динамита, чем от курения на кислородной станции! Ха-ха-ха!"

Когда пришёл нагруженный Колян, на столе всё уже было разложено, и компания заполняла диван и присаживалась на длинную скамейку с другой стороны стола. Горгула разместился в торце стола спиной к выходу, в кресле, взятом в своём кабинете. Когда все уселись, Степан продемонстрировал свой коронный номер, который они давно отрепетировали с Коляном.

- Дай сюда бутылку водки и бутылку вина, - обратился он к одному из сидевших. И после того как ему передали выпивку, обратился к Коляну: - Охлади!

Нет воп´госов! – с готовностью откликнулся Колян.

Колян зашлёпал своими тапочками к крану в резервуаре с кислородом, взял висящую на кране рукавицу, и повернул барашек. Тонкая голубая струя потекла в поддон из нержавеющего металла. Колян опустил бутылки в жидкий кислород, через полминуты вытащил их и понёс к столу. С запотевших от холода бутылок капали остатки жидкого кислорода.

- П´гошу! – Колян эффектно поставил бутылки на стол.

- Ух ты!!! – задохнулась в восхищении та часть компании, которая до этого не видела такой способ охлаждения.

Мероприятие началось.

Выпивали за ремонт, за то, чтобы пущенная турбина безаварийно работала до следующего ремонта, за здоровье начальника ремонтного участка, за здоровье Горгулы и за здоровье всех, за кислородную станцию – оазис среди жаркого пекла, за газопровод и за многое другое. Горгула пил немного, весь кайф и удовольствие он получал от ощущения себя здесь хозяином, от того, что людям у него нравится и что его авторитет на КС как никогда высок.

Колян постоянно бегал к кислородному резервуару охлаждать бутылки, и один раз нечаянно капнул на брюки Виталика, сидевшего с краю стола. Мгновенно место капли на форменных брюках покрылись ледяной коркой, а потом, испаряясь, корка стала исчезать. Компания опять выдохнула:

- Ух ты!!!

Пьянка была в самом разгаре, когда сильно запьяневший Колян, неся очередные охлаждённые бутылки, уронил несколько капель на свой тапок. Наверное, на тапке было небольшое масляное пятно, потому что тапок внезапно загорелся. От неожиданности Колян футбольным манером отбросил тапок от себя, и тапок полетел и упал на боковой валик дивана. Диван вспыхнул по той же причине, что и тапок Коляна - на нём были масляные пятна. Все сидевшие на диване вскочили, послышались крики: «Ты что, дурень, делаешь?», «Тащите вон ту кошму!», «Где огнетушитель?».

Горгула в это время разговаривал с Серегой Шаминым и они пожар на диване увидели последними. Горгула в первый момент застыл, а потом сделал движение подняться из кресла, но кресло стояло вплотную к столу, и сразу вылезти у Степана не получилось. «Огнетушитель!!!» - заорал он что было сил.

Услышав крик Горгулы, Виталик и ещё кто-то бросились к огнетушителю, висевшему на стене возле ёмкости с кислородом, и увидели, как застывшие кислородные капли, оброненные Коляном на пол, испаряясь, стали загораться по цепочке в сторону поддона у кислородной ёмкости. Поддон вспыхнул, и через несколько секунд там, где был цех, стояла сплошная стена огня.

Все вскочили и бросились к дверям. Первая дверь с пружиной для запирания открылась в тамбур, а вторая, выходящая из тамбура на улицу, не открывалась, хотя внутренний засов был открыт. Вся толпа навалилась на выходную дверь, но она не поддавалась. Начальник ремонтного участка с кем-то бросились в огонь и схватили деревянную скамейку, и все дружно начали бить в дверь скамейкой.

Горгула во время паники всё не мог отодвинуть кресло от стола, затем инстинктивно откинулся назад и вместе с креслом упал на пол, перевернулся, вскочил и увидел, как схватили лавку, и как стали ею вышибать дверь.

- Дураки!!! – заорал он и бросился в толпу. – Дураки! Что вы делаете!?

Виталик видя, что дверь не поддаётся, бросился к дверям кабинета Горгулы, отворил её и оттуда закричал:

- Серёга, сюда!!!

Сергей обернулся и бросился за Виталиком в кабинет. Стол у входа в кабинет уже горел, и Сергей обогнул его и влетел в кабинет.

Виталик схватил стоящее кресло и стал выбивать оконные стеклопакеты. От сквозняка дверь в кабинет открылась, начала гореть, отделилась от петель и, горящая, упала в машинный зал. Оттуда повеяло невыносимым жаром. Стеклопакеты выбивались с трудом, и как только появилась сносная щель на улицу, Виталик стал в неё с трудом пролезать.

В это время в тамбуре Горгула отшвыривал от дверей впавших в панику людей, крича при этом:

- Что вы делаете, дураки!? Не туда!!!

Наконец, ему удалось добраться до двери, отпихивая толпу, и он дёрнул её на себя. Дверь открылась. Все выбежали на улицу, гася на себе и на соседях одежду. Они увидели разбитое окно и застрявшего в щели выбитых стеклопакетов Виталика. Все бросились к нему и за обе руки вытащили его из окна. При этом Виталик орал матом на всю округу. Оказалась, не столько от ожогов, сколько от впившихся в тело острых стеклянных углов щели, которые оставили на его теле глубокие царапины.

Вслед за ним в щель попытался влезть Серёга Шамин, но щель оказалась для него узка, и он прочно в ней застрял, несмотря на то, что его, так же как и Виталика, тащили за руки. Горгула и ещё кто-то подобрали кирпичи, валявшиеся у стены ещё со времён стройки, и стали бить стеклопакеты, пытаясь расширить щель.

На Серёгу страшно было смотреть. Одежда на нём горела, языки пламени вырывались из щели наружу. В какой-то момент он перестал кричать и Горгула увидел его глаза, неимоверно вытаращенные с расширенными от ужаса зрачками. Наконец, щель расширили и вытащили Серёгу. Одежда на нём практически сгорела, всё его тело было сильно обожжено, а спина и ноги пахли так, как пахнет сгоревшее на сковородке мясо.

Ребята положили Серёгу на землю, расстелив свои обгоревшие рубахи, и через несколько минут он затих - потерял сознание. Кто-то из ребят побежал на проходную вызывать скорую помощь и пожарную машину, кто-то пытался найти воду, а перепуганный Колян дрожал от озноба, хотя на улице было сорок градусов жары. Горгула сидел прямо на земле, рядом с Серёгой, и не мог без содрогания смотреть на него…

Потом приехала пожарная машина и пожарники вместе с дежурной сменой КЦ-1.2, подсоединив пожарные рукава к двум гидрантам, стали поливать кислородную станцию водой с двух сторон. Машина скорой помощи приехала после пожарников и Серёгу на носилках, накрыв простынёй, занесли в санитарный отсек УАЗа. Остальные обожжённые стали садится в дежурный автобус КС, который должен был доставить их в больницу.

Виталик пожелал ехать с Серёгой. Перед тем как садиться в машину, он обернулся, и Горгула увидел его лицо, лицо вмиг постаревшего мужчины, подкопчённое, хмурое и каменное.

- Твоя кислородная станция сделала с нами тоже, что и с американскими космонавтами их кислородная камера, - хмуро обратился он к Горгуле. – Чёрт бы побрал всю эту пьянку, всё это вино и тебя в придачу!

И только когда Виталик сел в скорую помощь и она поехала, до Горгулы дошло, что дело пахнет уголовным кодексом, и пал духом.

На вопросы приехавшего руководства ЛПУ он отвечал односложно и апатично, попросился домой обработать раны. Его отвезли домой и он целый вечер прокалывал пузырьки от ожогов и замазывал их йодом, подстригал опалённые волосы на голове и бровях, с помощью соседки по этажу промывал и накладывал повязки на раны. И лихорадочно, паникуя в душе, прокручивал в голове, как себя вести и что говорить на дознании. А оно обязательно будет, это крупная авария на опасном производственном объекте, с групповым несчастным случаем.

После перевязок он одним махом выпил полстакана коньяка, вытащенного из серванта, и к нему вернулась самообладание. Встряхнувшись как от наваждения, Горгула залез в холодильник, вытащил кусок сала, порезал лук и хлеб и сел ужинать. Есть не хотелось, но полстакана коньяка разбудили кое-какой аппетит, сало с луком и хлебом благополучно пошло в чрево Степана.

«Хлiба, сала та цiбулi, i людинi бiльшe нiчого не треба, - говорил ему в детстве родной дед, отец матери. Старики всегда правы. Ужиная, Горгула окончательно пришёл в себя и наметил стратегию своего поведения.

Рано утром в воскресенье он позвонил начальнику ЛПУ и договорился с ним встретиться. Тот сам собирался звонить Степану, потому что из Саратова требовали всю информацию о происшествии. Начальник взял с собой главного инженера ЛПУ и они втроём поехали на КС, заперлись в кабинете, и Горгула заговорил.

Степан выложил им все правду и в подробностях описал историю вчерашней трагедии на кислородной станции. Он понимал, что рано или поздно подлинная история всё равно дойдёт до руководства ЛПУ от других участников событий и решил идти напрямую, выложив правду-матку, чтобы хотя бы частично найти сочувствие у руководства ЛПУ. Правда, он ненавязчиво заметил, что инициатором пьянки был начальник ремонтного участка и что он, Горгула, провёл инструктаж по пожарной безопасности.

Пока Горгула отвечал на уточняющие вопросы, зазвонил телефон. Начальник ЛПУ поднял трубку и молча слушал. Лицо его помрачнело, он положил трубку и глухо сказал:

- Сергей Шамин сегодня ночью умер в Макатской больнице от ожогов четвёртой степени. Остальные ребята после обработки ран и перевязки отпущены по домам.

Степан вспомнил, как они с Серёгой, высоким, красивым и открытым парнем, сидели и пели песни Софии Ротару, как рассказывали друг другу о своих семьях, делились планами на будущее, планировали дружить на всю оставшуюся жизнь, и как-то незаметно из глаз у него покатились слёзы.

Руководителям ЛПУ, увидев это, стало неловко, и они долго молчали, а Степан тоже молчал и утирал перебинтованной рукой лицо. Но искреннее раскаяние Степана и драматическая реакция на смерть друга их впечатлила.

- Хороший парень был Сергей Шамин. Хороший пилот и добросовестный человек. Жалко его и его родных и близких - начальник ЛПУ вздохнул, а потом переменил тон. – Но его уже не вернуть. А тебя придётся спасать, Степан! Потом отработаешь.

У Степана отлегло от сердца – своё поведение он спланировал правильно!

В понедельник утром приехал инспектор Госгортехнадзора из Гурьева, пожилой серьёзный казах. А вечером из Саратова на ашхабадском поезде приехала целая делегация из Саратова. Это были заместитель главного инженера по охране труда и начальник производственного отдела компрессорных станций «Саратовтрансгаз» Никонов, а также главный инженер и инженер по охране труда и техники безопасности «Саратовгазэнергоремонт».

И только во вторник, когда комиссия по расследованию коллективного несчастного случая и случая со смертельным исходом уже начала работать, прилетела на АН-2 инженер по охране труда Балаковского авиаотряда, средних лет дама, крашенная блондинка с маникюром и на высоких каблуках.

На этот самолёт погрузили закрытый гроб с телом Серёжи Шамина, чтобы напрямую доставить его ожидающим в Балаково жене и родным. Этим же самолётом улетал Виталик, давший уже объяснения комиссии по расследованию, при этом по настойчивой просьбе Горгулы не упоминая о пьянке во время происшествия. Горгула отпросился на час у терзавшей его вопросами комиссии по расследованию и пришёл проститься с Серёгой. Колян-токарь тоже отпросился у начальника РММ и вертелся возле прилетевшего самолёта. Гроб занесли в самолёт, а потом механики быстро собрали на столе в одном из вагончиков скромную закуску, а Горгула поставил бутылку коньяка. Налили по полстакана и молча выпили за помин души Серёги Шамина.

- Жалко Серёгу, - сказал один из механиков. – Хороший был парень.

- Да, - сказал второй механик, - Ни разу не слышал от него грубого слова. И помогал всем, чем мог. Мне из Балакова дефицитное лекарство привёз от спины.

Матвеич же молчал, и посеревшее за последнее время его лицо как бы исказилось гримасой боли.

- А мне обещал п´гивезти в следующий п´гилёт набо´г импо´гтного слеса´гного инст´гумента, - поддакунул Колян.

- А мне он обещал из Ургенча привезти комплект мебели в детскую, - подхватил Горгула.

И тут произошло неожиданное. Матвеич, оттолкнув Коляна, стоявшего между ним и Горгулой, подбежал к Степану, схватил его за грудки и начал трясти.

- Ты!!! Гад! Ты какого парня убил! Сволочь!!! Пьяница чёртов! – орал он так, что его голос слышали пилоты, стоявшие у вновь прибывшего самолёта. – Ты сломал жизнь его жене, дочке, родным! Что б тебе провалится, гад!!!

Небольшого роста пожилой мужик тряс молодого высокого парня вышибая из Горгулы последнюю юношескую дурь и впихивая в душу Степана осознание глубокого горя, до этого затаившееся от страха где-то в его чреве. Никто не бросился его оттаскивать, а Горгула стоял, не сопротивляясь, пока уставший Матвеич не опустил руки.

Он плюнул прямо под ноги Горгулы, развернулся и пошёл к выходу, у выхода развернулся и как-то устало промолвил:

- Рожу бы тебе набить, Степан Горгула, да поздно уже!

Все стояли молча и прятали глаза, никто не проронил ни слова, пока Горгула как покусанный в драке пёс шёл к дверям. Широко раскрытыми глазами смотрел на падение своего кумира Колян-токарь. Степан ничего не чувствовал, ни своих ног, ни перевязанных рук с ноющими ранами, ни тепло от коньяка в желудке, и может, это и правильно. Потому что в этот момент его жизни потихоньку, но с невыносимой болью и внешне незаметно тоненькими струйками в его душу перетекала совесть.

Комиссия работала до конца недели. Все участники трагедии держались одной версии. В кислородной станции было совещание, связанное с ремонтными делами и увеличением производительности кислородной станции. С пилотами обсуждалась возможность перевозки кислородных баллонов по воздуху. А пожар, по мнению пострадавших, по всей видимости, произошёл от короткого замыкания проводки. Комиссия приняла эту версию.

Горгуле поставили в вину то, что он как начальник не проконтролировал во время строительства монтаж наружной двери, которая согласно правилам пожарной безопасности должна открываться не вовнутрь, а наружу, а также недостаточный контроль воздушной среды, что позволило утечкам создать опасный уровень концентрации кислорода. Предприятию вменили в вину отсутствие автоматической системы пожаротушения на кислородной станции, хотя этого и не было в проекте её создания. На Горгулу и на «Саратовтрансгаз» был наложен административный штраф.

В конце недели члены комиссии разъехались, но начальник отдела компрессорных станций Никонов и главный инженер «Саратовгазэнергоремонт» Ярвинен остались. Им вместе с руководством Макатского ЛПУ, знающим реальную картину трагедии, нужно было решать, что делать с Горгулой. Первую половину дня они совещались в кабинете начальника ЛПУ, обсуждая вопросы восстановления кислородной станции, срочное заключение договора на поставку кислорода из Гурьева, развитие РММ в Макате и другие производственные вопросы, и только после обеда пригласили в кабинет Горгулу.

- Ну, Степан Алфеевич, что будем с тобой делать? – спросил Никонов, когда Горгула уселся на предложенный стул.

- Не знаю, - пожал плечами Горгула. А что он ещё мог сказать.

- Ты понимаешь, что чудом ушёл от уголовной ответственности? – спросил начальник ЛПУ.

- Понимаю, и очень благодарен за всё, что вы все для меня сделали.

- А раз понимаешь, то должен понимать и то, что в Макате тебе уже не работать! Эта история нескоро забудется, а для некоторых не забудется никогда, - опять заговорил Никонов.

- Понимаю, - Горгула сам давно понял, что здесь ему уже не работать.

- Руководство ЛПУ характеризует тебя как хорошего и активного производственника, с этой стороны у тебя всё хорошо. Поэтому вот тебе наше предложение, - Никонов смотрел на Степана, желая уловить его реакцию. – Ты переезжаешь на КС Кысык-Камыс на должность старшего инженера по эксплуатации КЦ-3.4. В конце сентября нынешний начальник КЦ-3.4. увольняется, он меня уже предупредил. Я его отговаривал, но у него старые родители, болеют часто, да и дома работу он уже себе нашёл. С октября ты будешь начальником КЦ-3.4. Как, согласен?

В голове Горгулы стали роится самые разные мысли: «Кысык-Камыс самая дыра на всём газопроводе!», «Всё-таки с тобой поступают по-человечески», «Там в Кысыке постоянные аварии, персонала практически нет», «А согласится ли Галинка?», «Увольняться и возвращаться в Черновцы, где нет нормальной зарплаты, а собственный дом на окраине Черновцов ещё недостроен?».

Все смотрели на Горгулу, а тот всё думал и думал, пока Никонов не прервал его:

- Ну что скажешь, Степан Алфеевич?

- Предварительно скажу «Да», но мне надо посоветоваться с женой! – решился принять предложение Горгула.

- Ну, это святое дело, - сказал начальник ЛПУ. – Звони ей, советуйся.

Горгулу внезапно охватил прилив благодарности к этим людям, не только не бросившим его, но спасшим его от тюрьмы, да ещё и предлагавшим вполне приличное продолжение карьеры:

- Спасибо вам всем. Я оправдаю… Я…

- И ещё, - Никонов перебил благодарственный порыв Степана. – Я слышал, что ты любишь петь. Так вот, замени в есенинском романсе слова «Не жалею, не зову, не плачу» на «Не якаю, не пью, мне море не по колено» и уверен, что ты сделаешь хорошую карьеру.

В октябре месяце Горгула действительно стал начальником КЦ-3.4 на КС Кысык-Камыс, а Галинка там же - инженером-химиком. Степан за отсутствием в Кысык-Камысе сухих вин, выпивает самодельный коньяк, который ему прислал отец из Черновцов в посылке, где лежали пять наполненных коньяком медицинских грелок. Но на работе он больше не выпивает, а выпивает он дома или в гаражах, после охоты или рыбалки, к которым пристрастился в Кысык-Камысе. И другие охотники заметили, что третий стакан он всегда поднимает за помин души друзей, родных и близких, и потихоньку крестится, когда думает, что на него не смотрят.

Колян-токарь по-прежнему трудится в Макатских РММ, только летом вместо стоптанных домашних тапочек носит новые сандалии с закрытой пяткой.

Матвеич вышел на пенсию и, неполадив с выпивающим зятем, круглый год живёт на даче, соорудив там душ и печку-буржуйку.

Виталик пошёл на курсы повышения квалификации и уже пилотирует чешский Л-410. Говорят, что иногда он приходит на могилу Сергея Шамина один или в обществе Матвеича..

А кислородная станция была восстановлена, модернизирована и продолжала вносить свой вклад в транспорт газа по газопроводу «Средняя Азия-Центр», приближая тем самым, как тогда говорили, светлое коммунистическое будущее.

  • Просмотров: 3143

Яндекс.Метрика