Валерий Ганский: «Зощенко и Саратов»

Михаил Михайлович Зощенко... При упоминании этого имени возникает ощущения чего-то щекочущегося, смешного и забавного.

В 1926 году к психиатру пришел изнурённый до дистрофии пациент. Осмотрев его, врач прописал читать юмористические рассказы:

«Лучше всего, батенька, возьмите томик Зощенко». «Доктор, – грустно вздохнул ипохондрик, – Я и есть Зощенко».

Случаются в жизни удивительные совпадения. Саратов. 1927 год. Владимир Маяковский, побывав в Саратове, пишет стихотворение «Фабриканты оптимистов» (Провинциальное):

«Фотография Теремок, Т.Мальков и М.Толстиков».

Приходит дама, пантера истая — такая она от угрей пятнистая.
И кажется этой плоской фанере, что она Венера по крайней мере.
И рисуется её глазам уж, что она за Зощенку выходит замуж.

При чем тут Зощенко? Или поэту он привиделся, лёжа больным в горячке в саратовской гостинице «Астория» и глядя в окно на теремокское фотоателье?

Писатель, о котором в своём стихотворении упоминает Маяковский, Михаил Зощенко, посещал в 1919 году литературную студию, руководимую К.И. Чуковским, и вместе с нашим земляком Константином Фединым входил в литературную группу «Серапионовы братья». Язык Зощенко, этот "пёстрый бисер" его лексикона, уже к концу двадцатых годов привлек внимание критики.

1927 годом датирован рассказ Зощенко «Монтёр»: «Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана. В городском театре. Играли в этом городском театре оперу. Сегодня, для примеру, играют «Руслан и Людмила». Музыка Глинки. Дирижёр — маэстро Кацман».

В 1927 году Симбирска и Туркестана уже давно не было. А саратовский городской театр был, и в это время, действительно, шла эта опера. Дирижёр А.Л. Клибсон.

19-летняя дочь Корнея Чуковского Лидия была арестована по обвинению в составлении антисоветской листовки и сослана в Саратов на три года. Лидия нашла квартиру в центре города, на Большой Казачьей. И все это – Саратов, 1927 год. Возможно, Зощенко навещал непослушную дочь Корнея Ивановича по его поручению? И встречался с Маяковским, которого Михаил Михайлович характеризовал как «гениальнейшего поэта хаоса, разрушения. Он совершеннейший «тринадцатый апостол»?

Читая зощенковские фельетоны и рассказы, в которых упоминается наш город, видишь живые черты Саратова на фоне Волги. Например, рассказ «Трамблям в Саратове», опубликованный в журнале «Бузотёр» №19 1925 года за подписью Гаврила: «И поехали. По Волге. За пять верст. В Шусейку, кажется. Едут по Волге, а кругом сущая благодать. Водичка кругом плескается. Буфет опять же с крепкими напитками. Два оркестра гремят, один на носу, другой на корме».

Конечно, эта наша дачная Шумейка. Материалы для своих фельетонов Зощенко черпал из множества писем, присылаемых в редакцию на имя «Гаврилыча» из разных концов государства. Или, как воспоминала жена Зощенко Вера Владимировна, «как у него часто бывало, берёт какой-нибудь реальный факт – и к нему досочиняет… обычный метод его работы».

Или вот ещё «Происшествие на Волге»: «Приехали в Саратов. И своей группой вышли осматривать город. Там мы тоже долго не прохлаждались. А мы дошли до ларька и купили папирос. И осмотрели пару зданий».

В предисловии к одному из сборников своих фельетонов Зощенко писал: «В этих фельетонах нет ни капли выдумки. Здесь всё – голая правда. Письма рабкоров, официальные документы и газетные заметки послужили мне материалом. А живые люди, которых, быть может, я здесь пихнул локтем, – пущай простят меня. Пишут мне из самых разных мест, но больше всего почему-то из южных городов. Описывают разные истории, любопытные случаи, предлагают свои сюжеты».

Так видел ли писатель Волгу и Саратов воочию или это только зощенковские фантазии, навеянные письмами и газетными заметками? В ответ на этот вопрос пробежимся по его автобиографии.

«В 13-м году я поступил в университет, – пишет Зощенко. – В 13-м – поехал на Кавказ. Дрался в Кисловодске на дуэли с правоведом К. После чего почувствовал немедленно, что я человек необыкновенный, герой и авантюрист, – поехал добровольцем на войну. Офицером был…», Лев Толстой в этом же возрасте тоже ездил на Кавказ, через Саратов. Почему бы Зощенко не повторить путь великого классика?

«А после Революции скитался я по многим местам России. Был плотником, на звериный промысел ездил к Новой Земле, был сапожным подмастерьем, служил телефонистом, милиционером служил на станции «Лигово», был агентом уголовного розыска, карточным игроком, конторщиком, актером, был снова на фронте добровольцем в Красной Армии».

Был ли Зощенко в Саратове – неизвестно, а вот с саратовцами общался.

Так, в 1921 году он познакомился с писателем Пильняком (Вагау Борис Андреевич), проведшим детство и юность в Саратове на Волге: «Любопытен. Умён и хорошо талантлив. Однако не верю, что будет крупной величиной. Читал повесть «Иван да Марья». Хорошая повесть. Растрёпанная, пожалуй, делано. Скучная. Пильняку 27 лет, - рыжий, выше среднего. Трепаный. На правой ноге мозоли. Ал. Максимович с ним носится. Записан в кавалеры Ордена Обезьянего Знака».

«Серапионовый брат» Зощенко наш земляк Константин Федин отмечал умение писателя "сочетать в тонко построенном рассказе иронию с правдой чувства». «Этот человек, — вспоминал Константин Федин, — был первым из всей молодой литературы, который, по виду, без малейшего усилия, как в сказке, получил признание и в литературной среде, и в совершенно необозримой читательской массе. Он действительно проснулся в одно прекрасное утро знаменитым…».

А мои авторские фантазии закончатся финальной строчкой зощенского рассказа: «К чему нам драгоценную московскую кровь портить всяким саратовским трамблямом».