Выступление Виктора Феллера по теме «Политическое лето-2017» 27.06.17

На заседании Земского клуба 27 июня 2017 года в редакции «Земского обозрения» директор Центра социологических исследований «РОСС-XXI век» Владимир Петрович Санатин рассказал о своём видении «политического лета» 2017 года.

Выступили: Дмитрий Чернышевский, Сергей Макаров, Михаил Калашников, Виктор Феллер, Анатолий Родионов, Юрий Чернышов, Сергей Тимофеев, Игорь Сухарев, Владимир Кудряшов, Александр Никитин. 2 текста прислала Вера Афанасьева

Игорь Сухарев: https://zemob.ru/index.php/rus-proekt/zemskij-klub-2017/1483-vystuplenie-igorya-sukhareva-po-teme-politicheskoe-leto-2017-27-06-17

Александр Никитин: https://zemob.ru/index.php/rus-proekt/zemskij-klub-2017/1482-vystuplenie-aleksandra-nikitina-po-teme-politicheskoe-leto-2017-27-06-17

Вера Афанасьева: https://zemob.ru/index.php/rus-proekt/zemskij-klub-2017/1481-politicheskoe-leto-2017-vera-afanaseva

 Выступление Виктора Феллера по теме «Политическое лето-2017» 27.06.17

Мне сложно сказать, что ожидает нас к концу 2017 года. Но, откликаясь на просьбу нашего председателя Владимира Петровича Санатина, скажу только, что больше всего я опасаюсь внешнеполитических осложнений, прямого столкновения с американцами в Сирии, каких-то неприятных «сюрпризов» на Украине. Вообще, более трудным (точнее, неблагодарным) делом являются предсказания краткосрочные, поскольку в долгосрочных прогнозах мы имеем масштаб, позволяющий проследить тенденции. В краткосрочных же прогнозах мы имеем дело с хаосом, мозаичной картиной, особенно сильным влиянием «субъективного фактора». Согласно долгосрочному прогнозу, сделанному мной ещё в 2000 году, чем ближе мы приближаемся к 2025 году, тем более неопределённым и хаотичным становится мир, как бы накапливающий потенциал для скачкообразного перехода в иное агрегатное состояние. Поэтому краткосрочные предсказания для этого турбулентного периода становятся всё менее возможными.

Что характерно для наших заседаний – это обычно возникающее в ходе обсуждения формально вынесенного основного вопроса некое новое живое ядро для обсуждения, некий новый вопрос, действительно волнующий нас. Таким новым вопросом, ставшим, с лёгкой руки Михаила Васильевича Калашникова, центральным для настоящего обсуждения, является вопрос об «образе будущего». Михаил Васильевич говорит, что и образ прошлого зависит от образа будущего. Но я обращаю ваше внимание и на обратное отношение. Именно оно, как мне кажется, является основным. Не столько образ будущего определяет образ прошлого, сколько, наоборот,  образ прошлого определяет образ будущего.

В обоснование своих слов скажу только о том, что хорошо знаю и изучению чего посвятил немало времени. Это упомянутый здесь немецкий историзм и философия немецкого романтизма, которая и породила этот самый историзм. Как двигались так называемые «ранние» романтики и близко связанные с ними группы немецких и французских интеллектуалов в конце ХVIII – начале XIX веков? Они углубились в историю нашей эпохи, изучали её начало в веке Ренессанса и Реформации. Этого показалось недостаточно – они углубились в изучение Средневековья и Античности, а потом, через «продырявленный колодец» древнегреческой культуры попытались проникнуть и по-новому осмыслить историю Египта, стран Древнего Востока, вообще, попытались охватить всю историю человечества в целом. И вот, изучение всеобщей истории и её новое осмысление автоматически вело к изменению образа будущего. Это главное – исследование истории и формирование на этой основе более глубокого видения исторической ретроспективы (образов прошлого) неизбежно ведёт и к формированию образа исторической перспективы (образов будущего). В истории всё взаимосвязано.

Особое значение тут имеют два момента.

Во-первых, в зависимости от длительности охваченных исследованием исторических периодов возникает иной образ перспективы или будущего. Так, если изучать период 19–20 веков, то образ будущего в 21 веке будет одним, если охватить единым взглядом историю 16–20 веков, то образ 21 века уже будет другим, а если период первого-второго тысячелетий, то третьим и так далее. Более основательным будет образ будущего, возникший в изучении наиболее длительного предшествующего исторического периода. Но, конечно, наилучшим вариантом является разномасштабное историческое исследование, то есть изучение как малых, так и средних, так и длительных исторических периодов.

Во-вторых, по сравнению с историей избирательных циклов, историей каких-то конкретных форм правления и политических режимов, даже по сравнению с довольно безликой и «рамочной» экономической историей, более значимой является именно история религии, мифологии, нравов, ментальностей. Эта значимость религиозно-ментальной истории как раз и становится зримой в длительных исторических циклах. Именно на такой истории в «длительных циклах» и сосредоточили своё внимание ранние романтики и их последователи. Тут я соглашусь с Александром Дмитриевичем Никитиным, который говорил о значимости именно ментальной истории, истории народной традиции, но он излагал это в эзотерическом духе, я же не являюсь сторонником эзотеризма.

Эти исследования как раз и создали грандиозную программу «немецкой исторической школы» и иных европейских исторических школ, в которых сформировались основные доктрины по преобразованию мира, те самые «большие проекты», о которых мы говорили. Конечно, эти открытия не сделали человека и общество лучше, но они дали силу и смысл развитию. Кто-то упрекает немецкий романтизм в том, что какими-то его идеями воспользовались нацисты. Но на самом деле открытиями этого рода воспользовались самые разные политические и социальные силы, а одной из любимых книг Гитлера было «Происхождение видов» Дарвина. Христианство и ислам тоже принесли в мир не только созидание, но и разрушение, не только свободу, но и закабаление умов в иные периоды, я уже не говорю о современной науке и её «побочных последствиях», той же ядерной бомбе.

Эти немногочисленные кружки интеллектуалов конца 18-начала 19 веков сумели создать новый многослойный образ прошлого. И это богатство образа прошлого стало в 19 веке  источником его основных проектов, тем духовным богатством и источником силы, который дал новый импульс развитию не только немецкой, но и европейской и вообще западной культуры, и серьёзно повлиял, например, на развитие русской культуры и философии. И всё это богатство создано немногочисленными кружками интеллигенции в одну из переходных эпох. Вот и нам, как представляется, лучше всего заняться своим делом, то есть выработкой обновленных образов прошлого и образов будущего. Можно, конечно, заниматься и критикой государства и государственных мужей, обсуждая то, как они всё делают плохо, и как народ когда-нибудь это поймёт и восстанет. Но эта критика как раз и станет эффективной и конструктивной, и к ней прислушаются, если она будет опираться на серьёзные исследования в области истории культуры, на обновленные образы прошлого и, как следствие, новые образы будущего. Тогда, может быть, старые дилеммы: «капитализм или социализм», «демократия или автократия», – исчезнут и будут заменены на новые. Даже противоречие между народом  и государством в русской истории тоже предстанет в новом и, возможно, позитивном свете.

Виктор Феллер